Не торопись, но и не забывай
Я предвидел ожидающие меня трудности
Че Гевара и секретарь горкома
Когда мне было пять или шесть лет, мы с друзьями отправились в загородное путешествие. Лето, жара, мы очень устали. Когда возвращались домой, проходили через кишлак. Один из местных жителей, увидев понуро бредущую группу русскоязычных малышей, на узбекском языке пригласил нас к себе на чай. Русский язык он не знал. Мы отдохнули, напились чая, поели сладкий виноград, взбодрились и продолжили путь. Самый добрый народ на Земле — узбекский. Учеба в школе сопровождалась противостоянием с учителями. Я постоянно задавал странные и наглые, на их взгляд, вопросы. Например: почему в библиотеках нет книг Троцкого? Или: что будет после коммунизма? Раз десять выгоняли из школы, которую, несмотря ни на что, окончил с золотой медалью.
Через два года после того, как в 1967 году погиб Эрнесто Че Гевара, написал большое письмо в ЦК ВЛКСМ. Главное в послании — деградация советской молодежи ускоряется. Единственный вариант — нам нужны десятки и сотни таких героев, как Че Гевара. Из ЦК ВЛКСМ комсомольские вожди направили мое письмо в Андижанский обком, оттуда — в горком. Секретарь горкома через партком завода «Коммунар» вызвал меня и, не утруждая себя объяснениями, почему я, по мнению руководящих товарищей, не прав, приказал написать покаянную бумагу с признанием своего письма ошибочным и отречением от него. Сначала я гордо заявил, что отрекаться не собираюсь. И тогда секретарь горкома просто сказал: «Ну что ж, тогда мы найдем способ доставить большие неприятности твоим родителям». Поскольку на Востоке отношение к родителям святое, я вынужден был написать то, что от меня требовали…
«Что такое «друзья народа»…»
Сначала я мечтал стать геологом или археологом. Первый свободен в пространстве, второй во времени. Потом пришел к выводу, что наиболее свободны в Советском Союзе журналисты. Они не привязаны к одному месту, общаются с разными людьми и имеют возможность получать достоверную информацию из первых рук. И решил поступать на факультет журналистики престижного и малодоступного простым смертным МГИМО. Я предвидел ожидающие меня трудности, но считал, что настоящий мужчина должен обладать волей, стремлением добиваться поставленной цели.
Я поступил в МГИМО только с третьей попытки. Никто из моих знакомых не верил в успех провинциала из второразрядного городишки, считая мое упорство блажью. Для этого были основания. Так, во время второй попытки, чтобы «завалить» меня на экзамене по истории, один из членов приемной комиссии спросил: «Из каких частей состоит работа Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» Я ответил, что эта работа состояла из трех частей. «Чему посвящена вторая часть?» — «Не помню». — «Тогда до свидания». Гораздо позже я узнал, что вторая часть пропала и до сих пор не найдена. Рабочий день на заводе начинался в восемь утра. Я вставал в четыре, до семи занимался и, сдавая приемные экзамены в третий раз, был подготовлен, наверное, лучше всех.
Углы, а не овалы
Несмотря на то что значительную часть студентов составляла «золотая молодежь» — сыновья и дочери высокопоставленных чиновников, я подгонял своих сокурсников неординарными идеями. Например, организовал выставку рисунков, посвященную молодым революционерам мира. И сокурсники, которые в большинстве плевали на все, что не касается собственного благополучия и будущей карьеры, загорелись этой выставкой и активно участвовали в ее проведении. А на устроенном по моей инициативе воскреснике дети послов, министров и замминистров, перепачканные глиной, отважно трудились на строительстве издательского комплекса на улице имени 1905 года. Заработанные деньги мы перечислили в фонд помощи детям Вьетнама.
На одном из открытых партсобраний (я не был тогда членом партии) ставился вопрос о применении к Султанову жестких мер за дискуссии на нежелательные темы. Мои беды проистекали из убеждения, что если революция останавливается, то она начинает гнить и разлагаться.
Мертвым неинтересно будущее
После окончания института я понял, что журналисты отнюдь не свободны, находятся не только в идеологических тисках, но и вынуждены строго следовать сиюминутным инструкциям. И выбрал другую стезю, на которой, как я полагал, мое стремление к внутренней свободе будет реализовано: стал научным сотрудником МГИМО. Тринадцать лет работы в институте считаю лучшим периодом моей жизни. Я занимался интереснейшим делом — прогнозированием ситуаций, кризисов и конфликтов в международных отношениях. Мы исследовали обстановку в Иране, Сирии (по полученному в институте образованию я был арабистом), Испании, Никарагуа, на Ближнем Востоке, в Центральной Америке. Занимались разработкой моделей и методик прогнозирования и планированием стратегий. Я подготовил несколько сборников, посвященных этой теме. На каком-то этапе мои исследования доходили до Политбюро. Но, к сожалению, занимавшим высокие посты чиновникам это было уже не нужно. Например, в начале 80-х годов один из моих прогнозов оценили так: «Слишком наукообразно и непонятно. Нельзя ли попроще?» Ну как тут не вспомнить анекдот про чукчу, которого военные спрашивают: «Не видел ли ты корабль?» «Видел. Он ушел на северо-запад». — «Что ты умничаешь? Пальцем показать не можешь?»
В 1977 году, когда началось сближение Египта и Израиля, в Москве никак не могли решить: наш ближайший союзник на Ближнем Востоке Сирия последует примеру Египта? Очень многие — и в ЦК, и в МИДе — считали: спустя какое-то время последует. Наш прогноз показал, что Президент Сирии Асад даже по внутриполитическим соображениям не пойдет на это. Время показало, что мы были правы.
В Иране после 1979 года, когда произошла Исламская революция, советские верхи спорили, насколько прочны результаты этой революции. Мы доказали, что пришедший к власти режим пользуется широкой поддержкой населения и продержится очень долго.
Находившийся ранее у власти шах Реза Пехлеви был политиком прозападной ориентации. Я откопал любопытный факт: при шахе в Тегеране находился огромный региональный центр ЦРУ — более ста профессиональных разведчиков. Из них фарси знали только… пять человек! Все остальные болтались в шахском дворце, где знали английский. В результате американцы реальной ситуацией в стране не владели. Между прочим, почти то же самое повторяется сегодня у американцев в Ираке.
«День»
В канун 90-х стало ясно, что страна развалится. Группа моих коллег решили, что нужен действительно новый стратегический поворот. И в 1989 году мы создали аналитический центр, который должен был выдвинуть альтернативу проводимому Горбачевым курсу. СССР был близок к коме, однако наши предложения реализованы не были — у властей предержащих окончательно пропала политическая воля. Поняв бессмысленность наших усилий, мы вместе с Прохановым создали газету «День».
В августе 1991-го мы поддержали ГКЧП, в нашей газете было опубликовано легендарное обращение к советскому народу.
«День» был единственной оппозиционной газетой. И мне рассказывали, что во многих кабинетах администрации Ельцина в начале работы чиновники запирались изнутри и внимательно анализировали нашу газету. Потому что мы первые начали писать о внутриполитическом раскладе в ельцинском окружении.
Я, помимо того что был зам. главного редактора, отвечал за политические публикации и занимался судебными процессами. С нами постоянно кто-то судился — Гусинский, Березовский, Лужков и масса других высокопоставленных представителей демократической России, которым не нравилось то, что мы о них пишем. Дней десять в течение месяца я занимался тем, что ходил из одного суда в другой. Один наш очень серьезный оппонент — Председатель Совета Федерации Шумейко «наехал» на нас всерьез. Мы выяснили, что когда он заведовал меховой фабрикой в Краснодаре, воровал шкуры, самолично вынося их с территории предприятия, отчего у него на теле образовались особые пигментные пятна. Мы предложили ему предъявить следствию соответствующую часть тела. Шумейко категорически отказался…
«Мелочи» переходного периода
После расстрела Белого дома в 1993 году «День» закрыли, а мы получили информацию от друзей из ФСК, что есть негласное указание в «суете будней» расправиться с нами. На некоторое время мы «ушли в подполье». Когда ситуация стабилизировалась, начали выпускать газету «Завтра».
В 1996 году мы с Прохановым разошлись: он тогда по-прежнему делал ставку на коммунистов. А я уже знал, что Зюганов, испугавшись угроз, отказался от своей законной победы на президентских выборах. В 1998 году мы создали Партию российских регионов (где я был сопредседателем), которая позднее стала основой блока «Родина». В 2003 году я по списку блока «Родина» был избран в Государственную Думу. Сейчас, как известно, мы создаем новую партию — «Справедливая Россия», которая объединит «Родину», Партию пенсионеров и партию «Жизнь».
Берите пример с классиков!
В свободное время я, главным образом, читаю и пишу. Когда-то я узнал и поразился тому, что Иосиф Виссарионович Сталин каждый день читал по пятьсот страниц — это была его норма. Я автор многих книг и статей по анализу и прогнозированию международных отношений, по философии, политологии, по метафизике Ислама. В серии ЖЗЛ вышел «Плотин», сейчас вторым изданием выходит «Омар Хайям».
Энгельсу было за 60, когда он начал изучать румынский — десятый или двенадцатый иностранный язык в своей жизни. Знаете, почему? Чтобы не деградировать и не предавать свою внутреннюю свободу.
Рубрику ведет Владимир Познанский
БИОГРАФИЯ:
ШАМИЛЬ СУЛТАНОВ,
член Комитета по международным делам.
Фракция «Родина»
Родился в 1952 году в г. Андижане (Узбекская ССР). После школы работал на заводе слесарем-сборщиком. В 1976 году окончил Московский государственный институт международных отношений (МГИМО). Работал старшим научным сотрудником МГИМО. В 1989 году стал заместителем заведующего Отделом глобального прогнозирования Института внешнеэкономических связей. В 1991 году назначен заместителем главного редактора газеты «День» (ныне это «Завтра»). В 1996 году перешел в Центр по исследованию межнациональных и межрегиональных экономических проблем на должность заместителя председателя. В 2003 году избран депутатом Государственной Думы от блока «Родина». Женат, имеет трех сыновей — Тимура, Руслана, Эрнеста.